Книга Змеи. Гнев божий  - Ольга Миклашевская

На обед – пюре и куриные котлеты. Еще капустный салат, но Эвелина скорее руку свою съест, чем это склизкое месиво. Она засовывает котлету в рот целиком и непонимающе смотрит на сидящего напротив Глеба. Несчастья, как говорится, сближают.

– Фто? – спрашивает Эвелина с набитым ртом, на что Глеб лишь качает головой.

Он смотрит в сторону, туда, где со своими одноклассниками за общим столом сидит Кристина Ягушева. Улыбается как ни в чем не бывало.

Проследив за направлением взгляда Глеба, Эвелина отворачивается и накалывает на вилку вторую котлету.

– Не понимаю, что ты паришься. С девчонкой же все в порядке.

– Здесь со всеми не все в порядке, – отвечает Глеб. Пригубив компот из сухофруктов, он едва заметно морщится, и Эвелина это замечает.

– Что, хочется чего покрепче?

– Как ты умудряешься так быстро пережевывать?

– Не переводи стрелки, – ощеривается Эвелина. – Ветер говорит, ты к нему уже третий вечер не заглядываешь с бутылкой.

– Что, помирились?

Эвелина начинает вскипать по-настоящему.

– Ты чего такой вредный?

– Кто бы говорил, – отмахивается Глеб; глаза все еще на что-то весело щебечущей Кристине.

– По поводу твоей дочери… Я уверена: она скоро вернется. Рената хорошая девочка, сразу видно. В ней, возможно, только просыпаются гормоны. Подростковый максимализм, все дела… Тебе не понять, ты мужик, но все же.

Глеб потирает голову, будто его вновь мучает мигрень, морщится, кажется, пропустив тираду Эвелины мимо ушей.

– Эй, ты вообще меня слушаешь? – Она тычет в него вилкой.

– Конечно, нет, – не глядя на нее, отвечает Глеб и, торопливо утерев губы салфеткой, встает из-за стола, чтобы отнести свой поднос, хотя обед на нем остался практически нетронутым.

– Хам, – беззвучно заключает Эвелина, одним размашистым движением отправив в рот половину порции картофельного пюре.

Прошло уже три месяца с момента ее побега из тюрьмы, но она все никак не может привыкнуть к тому, что за пределами Божедомки мало кто откровенно голодает. Она вообще могла бы обходиться без еды неделями, но прежде запретный плод теперь кажется как минимум слаще картона, которым их раньше кормили раз в сутки.

В несколько секунд прикончив второе, Эвелина делает несколько шумных глотков компота и кривится.

– Фу, – говорит она сама себе, – а он был прав.

Не то чтобы Эвелина беспокоится о Глебе, потому что она уже давно ни о ком не заботилась, кроме себя самой, как верно заметила эта кудрявая школьница, – но все же она видит, что что-то гложет его так сильно, что даже прежнее «лекарство» больше не прельщает его своим притупляющим эффектом.

Эвелина настигает Глеба у лестницы на второй этаж, где он, заметив ее, только ускоряет шаг. И почему все знакомые мужчины бегут от нее? То Соловка, то Глеб. У нее, что, изо рта воняет?

– Эй, товарищ, погоди. – Она хватает его за локоть, и Глеб неохотно останавливается.

– Чего тебе еще?

– Ты не подумай, я тебе помощь не предлагаю. Просто смотреть на твою кислую мину больше не могу.

– Это твои проблемы, – огрызается Глеб.

Пусть Эвелина знает его совсем недолго, но даже она замечает, как сильно он побледнел и похудел за последние дни.

– Да, согласна, – мнется Эвелина, не желая спугнуть его больше, чем уже это сделала, – но я подумала, что ты можешь помочь мне.

– Помочь тебе? С чего бы это?

Они оба – морские ежи, направившие свои колючки окружающему миру. Но если внутри Эвелины начинка все-таки относительно крепкая, то внутри Глеба, судя по всему, сплошное желе. Эвелина думает об этом, когда видит на лице учителя секундное колебание.

Мимо них, шумно болтая, по лестнице поднимается группка учеников, но похоже, им до Глеба с Эвелиной нет никакого дела, поэтому она продолжает:

– Твоя дочь сбежала. Рискну предположить, она сейчас та, кого ты жаждешь увидеть больше всего.

– Хочешь использовать меня в качестве живой наживки для летавицы? – быстро смекает Глеб.

– Глеб, девочка чуть не сиганула с крыши. Ты думаешь, она сама до этого догадалась? – шипит Эвелина, но достаточно негромко, чтобы не привлечь лишнее внимание. О том, что произошло в тот день на крыше, знают только они втроем.

Глеб поворачивается к ней всем телом, и Эвелина воспринимает это как хороший знак. Те, кто не рассматривают вариант согласия, обычно не вступают в разговор.

– Поверь мне: если бы из этой ситуации был другой выход, я бы его уже нашла. Но эта змеюка… Ты представить себе не можешь, насколько изворотливы твари, которые не имеют постоянного обличья. Она может тут жить десятилетиями, питаясь отчаянным желанием этих детей увидеть своих родителей. Ты же не хочешь, чтобы я просила об этом детей?

Краем глаза Эвелина замечает приближающегося к ним братца Ветра и тут же мечтает его удушить. Правой рукой она все еще сжимает Глебов локоть, но мужчина уже пытается высвободиться. Добыча высвобождается со скоростью соскальзывающей с крючка мелкой рыбешки.

Глеб вздыхает.

– Я был бы рад помочь, но боюсь, я здесь бесполезен.

– Почему?

Возможно, он бы и ответил, но подоспевший Зефир разрушает и без того хрупкую доверительную атмосферу.

– О чем шепчетесь? – спрашивает он, многозначительно шевеля светлыми густыми бровями.

– Да так, ерунда, – говорит Глеб, наконец высвобождается из цепких объятий Эвелины и продолжает подниматься вверх.

Оба – Зефир и Эвелина – преследуют его преданными щенками, с которыми уставший хозяин отказывается играть после работы.

– Я смотрю, вы теперь обедаете вместе, – продолжает Ветер, будто бы не замечая хмурого взгляда подруги. – Еще чуть-чуть, и мне придется тусить в компании физрука. А вы знаете, ходят слухи, что его усы по ночам превращаются в дождевых червей…